Перейти к основному содержанию
Интервью с доцентом факультета журналистики МГУ имени Ломоносова.

Егор Сартаков преподаёт на журфаке МГУ, который сам же и окончил. Должность доцента в университете он совмещает с собственным бизнесом: Егор основал лекторий «Люмос». Там он со своими коллегами и единомышленниками читает лекции по гуманитарным дисциплинам. Диапазон тем весьма широк: от старинных замков Европы до основ современной психотерапии.

 

Мы поговорили с Егором Сартаковым о школьной программе, «дистанте» и живом общении, а также о попытке уравнять в правах мужской и женский рода в русском языке. Беседа состоялась во время локдауна.

 

Герои нашего времени

 

В выходной день люди собираются на ваших онлайн-лекциях, чтобы подтянуть свои школьные знания по русскому языку. Вас, как преподавателя и доцента университета, это радует, обнадёживает или удивляет?

 

Меня это совершенно не удивляет. Я читаю довольно много публичных лекций и вижу устойчивый интерес у взрослых людей к расширению своих гуманитарных знаний. Не только по русскому языку, но и по литературе, истории, искусству. По-моему, это замечательная тенденция, которую мы должны поощрять и поддерживать. В выходной, когда можно просто отдохнуть от работы, люди приходят в лекторий или смотрят онлайн-трансляцию. Вставляют буквы, расставляют знаки препинания — учатся. По-моему, они настоящие герои.

 

Возросший интерес к гуманитарным знаниям связан с пандемией?

 

Нет, это никак не связано с пандемией. Я это точно могу утверждать, потому что регулярно читаю публичные лекции последние четыре-пять лет. И каждый раз я вижу много людей. Скорее это связано с возрастающей ценностью гуманитарного знания.

 

Современный человек заперт в гаджетах: у него вся информация — от проездного до банковской карты — содержится в телефоне. Поэтому особенный интерес у обычных людей вызывают гуманитарные науки, которые я перечислил. Людям не хватает этого.

 

Вы преподает на журфаке МГУ. В чём разница между обучением студентов и людей, пришедших на вашу открытую лекцию?

 

Разница есть и довольно существенная. Если мы говорим о широкой аудитории, то это научно-популярная лекция. Моя задача заинтересовать слушателей — я могу пошутить, рассказать историю из жизни. И если после моей лекции, на которой я рассказывал о «Мёртвых душах», человек прочитает эту книгу, свою задачу я буду считать выполненной.

 

Студентов таким образом заинтересовывать не надо, потому что они уже пришли за знаниями. И на университетских лекциях больше научной части, чем научно-популярной. Это не значит, что я совершенно не забочусь об интересе студентов к моим занятиям. Но всё-таки они более мотивированы хотя бы формальными вещами — экзаменом или зачётом. Студенты в любом случае прочтут «Мёртвые души», потому что они входят в список литературы, необходимой для сдачи экзамена.

 

Всем должно быть интересно

 

Как вы выбираете темы для ваших публичных лекций?

 

Во-первых, предмет разговора, прежде всего, должен быть интересен мне. Я точно знаю: если мне неинтересно, у меня не получится хорошо рассказать. Во-вторых, тема должна быть интересна слушателю. Он в наше время голосует ногами. Если мы говорим о платных мероприятиях, на скучную лекцию просто не раскупят билеты. Если мы говорим о бесплатных лекциях, всё равно посещаемость важна. Организатору – лекторию или музею – нужно, чтобы эти занятия не уходили в пустоту, а был какой-то выхлоп от них. Они должны быть полезны людям. И здесь нужно лавировать между тем, что интересно мне, и тем, что интересно моей аудитории.

 

В анонсе к одной вашей лекции сказано: «Школьные знания быстро забываются». Вы считаете, это действительно так? Разве в школе не закладывается основа, фундамент на всю жизнь?

 

Я думаю, что это во многом зависит от конкретной школы. Удивительно, но, когда я пишу какое-то предложение и дохожу до личного окончания глагола (для правильного написания нужно определить спряжение), я вспоминаю заученное ещё во втором классе правило. Я про себя повторяю семь глаголов-исключений на -еть и четыре глагола на -ать. Нужно это для проверки, что глагол, который я сейчас пишу, не войдёт в эти исключения. До сих пор это делаю, хотя давно окончил и школу, и университет. Во моём случае это точно, как вы говорите, — заложен фундамент.

 

С другой стороны, я как преподаватель, знаю, что бывает и по-другому, чего уж скрывать. Вижу, что учащиеся школ приходят без каких-либо знаний. Пожалуй, на таких школьников и на взрослых, которые этих знаний не получили или недополучили, и направлены наши занятия.

 

Реальность и миф

 

Бытует мнение, что есть врожденная грамотность. Отдельные работодатели даже указывают её в числе прочих требований на должность редактора. Вы думаете, грамотность во взрослых людях можно воспитать?

 

Я тут скажу исключительно как дилетант, потому что этот вопрос скорее к психолингвистам. На мой взгляд, не существует никакой врожденной грамотности. Миф о том, что можно писать грамотно, не зная правил, получил широкое распространение, но это всего лишь миф. Вы один раз напишете правильно, случайно угадав, а следующий раз ошибётесь. Мне как-то мой студент сказал: «Нет, ну я знаю, что слова «оловянный», «деревянный» и «стеклянный» — это исключения. Но исключения из чего, не помню». Поэтому я во врожденную грамотность не верю. И это касается слов, а уж знаки препинания — это наши слёзы и горести. Их ставят кто как хочет.

 

А есть ли, на ваш взгляд, корреляция между грамотностью и чтением?

 

Да, безусловно. Она совершенно очевидна, потому что здесь работает зрительная память. Чем больше ты читаешь и визуально запоминаешь правильное написание слов, тем ты грамотнее пишешь. Но это не работает со знаками препинания и так называемыми омонимами. Например, у нас в языке есть слово «предел», а есть «придел». Первое мы употребляем в значении «всё, я больше не могу», а второе обозначает часть храма. И таких слов довольно много — преклонить-приклонить, пребывает-прибывает. В книжке ты мог видеть и то, и другое. Здесь спасёт только правило.

 

Опять же в анонсе к вашей лекции приводят пример постов в соцсетях. Мол, часто мы, обычные пользователи, сомневаемся в написании слов. Вместе с тем мы знаем много блогеров с огромной аудиторией, которые делают множество ошибок в своих постах, но количество их подписчиков от этого не становится меньше. Может быть, значение грамотности в цифровом пространстве преувеличено?

 

Могу сказать про себя: мне важно, как пишет человек. Я довольно активно пользуюсь соцсетями: читаю и сам пишу посты в «Фейсбуке». Когда я вижу ошибки в чужих постах, у меня возникает ощущение брезгливости. Знаю, впрочем, что многие относятся к этому легко и спокойно.

 

«Маша, явись к нам!»

 

Сегодняшняя лекция должна была состояться в очном режиме, но, по понятным причинам, её перенесли в онлайн-формат. Есть ли разница в преподавании и подготовке к лекции «вживую» и дистанционно?

 

Тут опять же нужно разделять публичную лекцию и университетскую. И там, и там я перешёл на дистанционный режим. И в университете это разница колоссальная. Ну то есть это просто две разные лекции. судя по тому, как усваивают материал студенты. Мне после летней сессии стало очевидно, что в онлайн-формате студенты усваивают меньше. Понятно, что «дистант» с нами надолго, и нужно придумывать что с этим делать. Это вопрос к методистам.

 

В научно-популярных лекциях, пожалуй, это не так чувствуется. Наверное, потому, что нет такой очевидной обратной связи. Я провёл сегодня занятие по русскому языку, и мне не нужно проверять, сколько точно человек усвоило материал и сколько кто ошибок допустил. Я просто говорю: сами посмотрите, сами посчитайте.

 

При подготовке к очной и онлайн-лекции существенной разницы я не вижу. Единственное, всегда боишься каких-то технических проволочек — нестабильный интернет, у кого-то что-то отключится. И тогда онлайн-лекция начинает походить на спиритический сеанс: «Маша, ты слышишь нас? Маша, явись к нам! Маша, повтори — мы не расслышали, что ты сказала».

 

Спектакль вместо урока

 

А вам самому какой формат публичных лекций нравится больше, если вообще есть разница…

 

Не, мне есть разница, я за живое общение – когда видишь глаза слушателей, чувствуешь их энергию. Я такой вампир в этом смысле: подпитываюсь от аудитории. Бывает, что провёл пары в университете, потом провёл экскурсию, затем забрал ребенка из детского сада и потом вечером, обессиленный, прибежал читать научно-популярную лекцию. И после двухчасового занятия, которое провёл на ногах, я просто летаю. И я точно чувствую, что это я у слушателей напитался энергией. А сидя перед компьютером, особенно не напитаешься.

 

Кроме того, есть разные лекторы и разные способы читать лекции. Я, конечно, читаю их по-актёрски, превращаю их в спектакль. А спектакль по телевизору, это как Владимир Ильич в Мавзолее: вроде и Владимир Ильич, а вроде и не он.

 

Вы сказали, что курс русского языка в школе составлен хорошо. Что в нём такого хорошего?

 

Он очень последовательный, в отличие от курса литературы. Логично вытекает одно из другого. Я понимаю, почему школьники проходят материал в том или ином порядке. Учитель методически отрабатывает правила одно за другим. Я знаю, что многие выступают против такой последовательной отработки, называя её натаскиванием. Да никакое это не натаскивание! Это просто отработка разных упражнений. Такой устойчивый фундамент заложен ещё в советское время.

 

А чем плох курс литературы?

 

Он не плох. Просто непонятно, чего хотят на выходе. Вот что хотят на выходе по русскому — понятно: человек должен грамотно писать. В курсе литературы, в основном, из школьников пытаются сделать литературоведов. При этом, дай бог, один из всего выпуска поступит на филологический факультет. Но зачем всем школьникам знать, что такое метафора или чем она отличается от гиперболы?

 

И есть вторая опасность, когда обсуждение литературного произведения превращают в разговор про жизнь. Надо лавировать между этими двумя трудностями. Не всегда, на мой взгляд, это удается.

 

Новая норма

 

Вы сказали, что выступаете за реформу русского языка и привели пример с богом и Великой октябрьской социалистической революцией. Первый, согласно норме, пишется с маленькой буквы, а вторая – с заглавной. На деле же всё наоборот. Что ещё вы бы реформировали в нашем языке?

 

Нам нужно правило подвести под норму. Норма сложилась уже другая, её нужно менять или, как это называется, кодифицировать. Ну объясните мне, почему «женщина-космонавт» мы пишем через дефис, а «красавец мужчина» мы должны писать раздельно? Ещё один пример, который я всегда привожу. Ну все пишут «старуха процентщица» через дефис. На самом деле, по правилу, она пишется раздельно. Никто не говорит «микровОлновая». Но откройте орфоэпический словарь, там так и написано — «микровОлновая». Почему «раненый боец» пишется с одной Н, а «раненный в ногу боец» — уже с двумя Н, а «тяжело раненый боец» — опять с одной?

 

В своей лекции вы сказали, что русский язык устроен маскулинно. Феминитивы — это ли не попытка уравновесить мужской и женский рода в языке?

 

Да-да, это она и есть.

 

И как вы к этому относитесь?

 

Сам я новые феминитивы не использую. Не нравится мне говорить «авторка» и «блогерка». Недавно мне дали визитную карточку, и на ней было написано: «спецкоррка». Ничего себе, думаю, корка какая-то. Но я уверен, что язык переживёт всё — и это тоже. Какие-то феминитивы останутся, какие-то уйдут. Я против того, чтобы насильно менять язык. Я за то, чтобы узаконить уже сложившуюся норму, о чём я говорил выше. Но насильно кодифицировать феминитивы в угоду каким-то социальным группам, мне кажется, неправильно.

Об авторе: Полина Зотова, Главный редактор «ПсихПед»